А подлинно философско-поэтический пласт картины образуют не сны Егорушки, а насквозь, казалось бы, будничные сцены, увиденная мудрым взглядом Чехова суровая в своей правдивости и неприкрашенности жизнь. Егорушка не может еще знать о существовании красоты в неприглядном обличии. Он пока лишь фиксирует виденное, удивляется услышанному, постигает тот противоречивый клубок настроений, страстей, эмоций, который составляет жизнь человеческого духа. Ему еще трудно понять, почему человек может быть бесконечно добр и открыт, как влюбленный в жену Константин, бессердечен и жесток, как убившие в степи купцов косари; одинок, непонятен и несчастлив, как потерявший голос певчий Емельян; ожесточен, болезненно самолюбив, как Дымов, чей крик: “Скучно мне! Скучно!» - приоткрывает зрителю, как прежде читателю, глубочайшую трагедию этого человека, чья грудь разрывается от тоски и уныния. Его взгляд скользит пока по поверхности явления. И какую роль сыграют все эти впечатления, наблюдения, переживания в будущей егорушкиной жизни — нам остается неизвестным. Хочется только надеяться, что мудрые уроки жизни не пропадут для мальчика даром, и в его душе прорастут зерна любви, человечности и доброты. Такая надежда тем более оправдана, что Егорушка уже учится ценить участие, прощать обиды, вступаться за беспомощных. мы становимся свидетелями первого значимого в его жизни поступка: он бросается на защиту незаслуженно обиженного Дымовым Емельяна. И это вселяет надежду, что «степное путешествие» оказалось временем закладки фундамента будущей Егорушкиной нравственности. Чехов предполагал продолжить жизнеописание мальчика, причем заведомо зная, что, повзрослев, он не станет счастливым. Он даже считал, что тот «кончит непременно плохим. Возможно, именно потому, что будет обладать обостренным чувством совести.
Взгляд же режиссера проникает неизмеримо глубже. Он провидят за оболочкой апатии, равнодушия, безучастности уходящие в песок, требующие выхода силы русского человека, под внешней холодностью - запасы доброты, чуткости и душевного тепла; он прозревает в заискивающей приторной угодливости Мойсей Мойсеича (великолепная работа И. Смоктуновского, в чем-то даже превосходящего в точности характеристики чеховское описание) истинную заботу и чистосердечие, а в ощипанной фигурке Соломона (И. Кваша), снедаемого дикой, необузданной гордыней, - подлинное благородство и прямоту. Даже в придурковатом кучере Дениске временами возникает какая-то щемящая трогательность.
В фильме создана галерея человеческих характеров, ярких, глубоких, тщательно выписанных, за каждым из которых мы ощущаем мир мыслей и мир чувств. В фильме представлена «мешанина» человеческих судеб, где подлинное переплетено с мелким, трагическое со смешным, которая так волновала и ужасала Чехова. И во взгляде Бондарчука нет умиленности, присущей, например, о. Христофору, взирающему на мир с благостным приятием и всепрощением. Ему в этом помогает оператор Л. Калашников, создавший поистине рембрандтовские портреты, резко высвечивающие «пестроту» человеческих душ.
Постепенно за кажущейся незначительностью встреч и впечатлений, за мелочами и подробностями быта проступает истинное содержание картины, возникает универсальное видение мира, сопрягающее в одно целое и качаемую на ветру степную былинку, и затерявшуюся в степи фигурку путника, и непостижимую жизнь человеческого духа.
Это универсальное видение находит пластическое выражение в заключительных кадрах фильма: Егорушка, брошенный в чужом городе на попечение чужих людей, выбегает из дому и бросается вслед за уносящей дядю и отца Христофора бричкой, а камера поднимается выше — и вот уже серые булыжники мостовой переходят в бескрайние просторы степи с клубящимися над нею тучами, стонущим ковылем, а камера вновь и вновь устремляется ввысь — и запечатлевает земной шар как вместилище людских печалей, тревог и радостей.
Финал «Степи» можно трактовать и иначе - как открывающийся перед Егорушкой полный неизвестности, зовущий мир, как начало нового отрезка новойжизни мальчика, где, несомненно, «отзовутся» те рассказы, встречи, впечатления, которыми щедро одарила его степная поездка. Ведь формирование личности ребенка, история его умственного и нравственного созревания у Бондарчука, как и у Чехова, вынесена за скобки, начнется где-то там, за пределами картины и повести.
Наконец, можно прочесть в этой беспредельной открытости мирового пространства протест против скудости и мелочности жизни, на которую обрекает себя человек, проводящий, как дядя Егорушки Иван Иванович Кузьмичев, дни и ночи в погоне за наживой, вечно погруженный, как неуловимый Варламов (М. Глузский), в деловые расчеты, ночующий, как Мойсей Мойсеич со своим многочисленным семейством, в смрадных клетушках постоялого двора, живущий, как Настасья Петровна, приятельница егорушкиной матушки, в мрачных комнатах с низкими потолками. Или наоборот, увидеть параллель неуемной жажде жизни и тоске по ускользающему счастью, которая обуревает и Дымова, и безуспешно пытающегося пропеть хвалу этому миру Емельяна, и глуповатого Кирюху, и обладающего поразительной зоркостью Василия… А может быть, и то, и другое, и третье…
Статьи по теме:
Изучение скифской культуры
Скифская культура представляет собой часть обширной историко- культурной общности, охватывающей огромную территорию от Дуная до Монголии. Изучение скифского мира остается оной из насущных проблем отечественной археологии. Одним из первых ...
Народная культура и искусство Чувашии
Как ученые изучают народную культуру. Своеобразная чувашская культура давно привлекала внимание ученых и исследователей. Ими собран богатый материал, который хранится в музеях и частных коллекциях, написано множество научных трудов и книг ...
Французское искусство 18 в
XVШ столетие принято называть веком Просвещения. Ранние буржу-
азные революции победили только в двух странах - Англии и Нидер-
ландах. В большинстве европейских государств был сохранен старый
порядок. XVШ век с его просветительски ...